Автор: Сообщается, что устное послание китайского лидера Си Цзиньпина президенту Токаеву появилось всего через день после того, как возглавляемые Россией войска ОДКБ начали действовать в Казахстане. Предположительно, Пекин выбрал эту форму общения в попытке получить самую свежую информацию об изменениях наверху, в идеале от самого Токаева.
Но на фоне напряженной ситуации посол Китая Чжан Сяо встретился только с исполняющим обязанности министра иностранных дел Казахстана Мухтаром Тилеуберди, что, возможно, на более низком уровне, чем ожидал Пекин.
В послании Си Цзиньпина ничего не говорилось об операции ОДКБ.
Тем ни менее, оно включало критику цветных революций и резкие высказывания в адрес любых сил, которые хотели “подорвать китайско-казахстанскую дружбу и помешать сотрудничеству между двумя странами”.
Последнее довольно странно, поскольку антикитайские мотивы, хотя и несомненно присутствовали в казахстанском общественном мнении, практически не имели значения во время январских протестов.
По мнению местных экспертов, за последние два года китайские дипломаты в Центральной Азии в основном задавали вопросы, касающиеся роли НПО и американских и турецких рычагов влияния на политические процессы.
В дополнение к этой общей политической предвзятости, плохое понимание Китаем внутренних изменений власти заметно в отношении Казахстана.
Частично это можно объяснить ограниченным доступом к информации из первых рук.
С начала пандемии китайские дипломаты заперлись в дипломатическом комплексе с минимумом внешних контактов.
Кроме того, на возможность общения с экспертами повлиял арест и суд над ведущим казахстанским китаеведом Константином Сыроежкиным, которого обвинили в передаче секретной информации Китаю.
Между тем, сотрудники посольства КНР часто предпочитали связываться с лояльными фигурами, которые только отражают китайское повествование, но не дают никаких знаний о реальной ситуации в своей стране. Резонно предположить, что в Пекин были отправлены телеграммы относительно эффективности китайской мягкой силы, а случайные антикитайские демонстрации объяснялись исключительно вмешательством США.
Следовательно, было предсказуемо, что реакция Китая на недавние беспорядки в Казахстане была реактивной, отстающей от быстрого темпа событий и, безусловно, менее информированной, чем российская.
Казахский кризис высветил тот факт, что в отличие от России, с ее прочными и давними связями с политической, военной и бизнес-элитой, Китай остается в определенном информационном вакууме в Казахстане, что делает Пекин неспособным прогнозировать процессы власти в государстве, с которым он разделяет 1782-километровую границу.
Сейчас политическая нестабильность сохраняется из-за неопределенности хода реформ, которые намерен предпринять президент Токаев, а также того, как будут вестись переговоры с окружением Назарбаева.
Россия, безусловно, может обладать конфиденциальной информацией, которая дает ей преимущество в Центральной Азии.
Тем ни менее, вряд ли можно ожидать, что Москва поделится этой информацией с Китаем, особенно если она будет получена через контакты на высоком уровне.
Кроме того, большую озабоченность у Китая, вызывает политика укрепления Казахстаном своих связей с тюркскими государствами, и этот внешнеполитический вектор будет только усиливаться.
Во время кризиса с участием Токаева состоялась внеочередная виртуальная конференция Организации тюркских государств, что дает повод для Си Цзиньпина задуматься о том, как Пекину следует укреплять свои дипломатические возможности в регионе, принимая во внимание, среди прочего, фактор Синьцзяна.
В истории китайской дипломатии существует множество случаев, когда разрозненная информация или политическая предвзятость впоследствии ставили Пекин в неловкое положение.
Например, во время попытки государственного переворота в СССР в августе 1991 года посол КНР Юй Хунлян был единственным членом дипломатического корпуса, который официально посетил исполняющего обязанности президента Геннадия Янаева в Кремле и выразил поддержку ему и антигорбачевской клике.
Сразу после подписания Беловежских соглашений 8 декабря 1991 года, которые ознаменовали формальный конец СССР, премьер-министр Китая Ли Пэн охарактеризовал ситуацию как “великий хаос и коллапс”, которые произошли не без “вмешательства иностранных сил”.
В то время, как Китай отмечает 30-летие установления дипломатических отношений с постсоветскими государствами, Пекин не вспоминает об этих отношениях как о результате иностранного заговора.
Однако, учитывая все более сложную международную обстановку, неизбежно возникает вопрос о том, есть ли у Пекина адекватный ответ на новый “великий хаос”.
С этой точки зрения, в отношениях Китая с Россией может быть как стремление к большей синергии, так и плохо скрываемая ревность.
Недавние события в Казахстане стали поводом для углубленного обсуждения в китайских экспертных кругах.
Один из ведущих и знающих аналитиков процитировал высказывание Фридриха Энгельса о политике имперской России: “Быть легитимистом и революционером, консервативным и либеральным, ортодоксальным и «продвинутым», все на одном дыхании, разрешено России, и только России. Представьте себе презрение, с которым такой российский дипломат смотрит свысока на ”культурный» Запад».
Оригинал статьи здесь.